— ТАРДИС! – вопит он. – Умница, ты сама нашла дорогу сюда, какая же ты молодец, моя красавица!
— Хм, кажется, я ни к тем тебя ревновал, вот твоя истинная страсть, — говорю я, изображая шок. – Слушай, ты, когда возвращаешься в неё, говоришь “Дорогая, я дома”?
Доктор продолжает водить хороводы вокруг своей ненаглядной жестянки и даже гладит её стены.
— Меня сейчас стошнит, — предупреждаю я.
— Смотри! – восклицает он, освещая фонарем руку. – Она меня исцелила.
Он сдергивает окровавленный платок, которым я замотал его ладонь, и я вижу, что рука действительно полностью зажила. Он шевелит длинными пальцами и в припадке восхищения целует их.
— Вот сейчас точно стошнит.
— Я просто радуюсь, что нашел её, и она у меня такая умница, — сияет Доктор.
— Да иди ты, просто ты от себя тащишься, — фыркаю я. – Ну, признайся, что иногда мастурбируешь, глядя на себя в зеркало, а?
— Случается иногда, — мурлычет он, — но думаю при этом о тебе.
— Гляди-ка, с появлением твоей консервной банки проснулось игривое настроение. Надо её почаще терять, чтобы потом находить, и пользоваться случаем. (с)



Я прихожу в себя, слыша голос Доктора, который выкрикивает мое имя.
Я бегу к нему, в сердце Хранилища, где его оставил, и где он пытается сейчас встать с колен с пола. Низкий гул уже сотрясает стены.
— Ты не слышал меня? – спрашивает Доктор слабым голосом.
Температура в Хранилище стремительно падает, я ощущаю нарастающую силу гамма-излучения. Темная звезда распадается, открывая свою истинную суть, ещё совсем немного, и теоретический мир перестанет существовать.
— Не слышал, был занят, — я помогаю ему подняться. – Все люди ждут около ТАРДИС.
— Хорошо, — кивает он, его лицо кажется серым. – Мастер, там, за дверью, не обычный разлом. Он начал проявляться в стене вон там, — он указывает на место над дверным проемом, — и я едва смог справиться, отдал все силы. Я звал тебя, но ты все не шел, пришлось в одиночку.
Молодец, что справился, Доктор, купил время. Я знаю, что никто больше не смог бы этого сделать. Только ты, в тебе столько сил… Просто я сильнее.
Его бьет крупная дрожь, и я поддерживаю его, чтобы он не упал.
— Не дергайся так, я пришел. Будет, как ты сказал, вдвоем мы справимся. Ничего толком без меня не можешь, да?
— Могу, — он слегка улыбается, — но без тебя трудно.
Я нахожу в себе силы тоже выдавить улыбку.
— Ну, все? Можешь уже стоять нормально?
Он кивает, но ещё несколько мгновений я держу его, чувствуя прикосновения тела.
— Мы можем погибнуть сейчас, — говорит он.
— Ну, разве это не делает все ещё интереснее?
— Если ты умрешь, мне будет плевать, что станет с остальными.
— Тебе никогда не плевать на это.
Он смотрит на меня, и его взгляд кажется пустым.
“Ты никогда не говорил, что любишь меня, — слышу я в своем сознании. – Ни разу за все время. Никогда, Мастер”.
Ах, как же сильно…
Его разум сейчас распахнут передо мной, открыт совершенно, полностью, до самых потаенных уголков, до воспоминаний о гибели Галлифрея, до всех его страхов, всей вины, всей зависимости от меня, всех желаний, в которых он сам себе боялся признаться, всех фантазий, которые совратили бы святого, всех надежд, даже если бы он сбросил с себя кожу, то не смог бы предстать передо мной более обнаженным, это ощущается как непристойность, как болезненное желание подчиниться, отдать себя целиком, соединиться до конца…
Несмотря на весь царящий вокруг Апокалипсис и гул пустоты, в такт которому уже начали биться мои сердца, я испытываю приступ острейшего животного желания, но позволяю себе только едва коснуться:
“Я всегда был слишком занят, доказывая тебе это, Доктор”.
Пол под ногами содрогается, как во время землетрясения. (с)


Тёмные звёзды. Симм!Мастер/Десятый Доктор.



Это потрясающе. Невообразимо. Слишком.