i want a lover i don't have to love
Ветер мерно разгонял по улицам опавшую листву, вперемешку с какими-то листами бумаги, вчерашними газетами. Небо плотно затянули свинцовые серые облака, закрывая своей массой блёклое солнце. Я нервно растрепал свои волосы, из-за чего алые пряди, что так ярко выделялись на основной чёрной шевелюре теперь выглядели скорей оляписто, нежели изысканно. Переведя взгляд с порванного объявления, что висело на кирпичной стене, я потёр от холода руки и выдохнул на них горячий воздух. На дворе стоял ноябрь. Хотя, ещё недавно люди не предавали значения какой сейчас месяц. Подушечки моих пальцев стёрлись и теперь были шершавыми, я уже не могу вспомнить какими гладкими они были когда-то. Моя имя Марк Рье, мне 26. За всю свою жизнь я пережил уже три войны. Первую я застиг в самый разгар, моей матери посчастливилось родить меня в столь опасный период и самой тоже остаться в живых. Спустя полгода эта война кончилась и ещё десять лет я прожил в зализывающем свои раны обществе. Я не могу сказать, что мне плохо жилось, отнюдь, меня всё вполне устраивало. Вторая война была короткой и её я встретил в свои одиннадцать с половиной лет. Соседний континент неожиданно решил разорвать перемирие и пошёл на нас воздушными налётами. Спустя год всё прекратилось, как оказалось во всём был виноват новый правитель. Когда всё улеглось его быстро свергли и поставили нового. С тех пор нас не трогали ещё одиннадцать лет, я начинаю видеть в этом некую закономерность. Третью войну я пережил, нет переживаю, но скорей уже её последствия. Она началась когда мне было двадцать два, как раз когда я закончил обучение и приступил к своей карьере. Что говоря о карьере, я музыкант. Если быть точнее, то пианист. Но когда начинается война, то есть ли нужда в каком-то парне, что умеет правильно нажимать клавиши? Меня хотели взять на фронт, но мужчина, что отбирал новобранцев отклонил мою персону. Я его знал, одно время моя мать имела с ним некоторые отношения и видно он сжалился надо мной. Причина не принятия была такая, он сказал, что такого дохляка, как меня убьют при первой же схватке. Глядя на меня и правда можно было сделать такой вывод, видным телосложением я не сверкал, но он-то знал, как легко я дерусь в рукопашную. Но промолчал. Тогда меня отправили на заводы. Собирать оружие, перешивать тряпки, всякая такая работа. Куда увезли мою мать я не знал и поэтому бесцельно, каждый день, исправно работал, не о чём не спрашивая, просто делая, то что надо. И даже когда кто-то прослышал о том, что я пианист и предложил сыграть, я не решился. Мне казалось, что когда я дотронусь до инструмента своими истерзаными, исколотыми иглами пальцами, то из него польётся не звонкая мелодия, а противное ядовитое шипение. Пару месяцев назад было подписано очередное перемирие. Раньше мне было всё равно, но теперь я молюсь небу, чтобы больше не переживать такого. Мне кажется, что для человека, что ещё не переступил порог тридцати лет я увидел слишком много. Что меня волновало, а скорее пугало в нынешней ситуации, так это то, как с обычной скоростью начали набирать обороты всякие второсортные певцы, певицы, группы. Из ниоткуда возникали какие-то непонятные актёры и наспех снимались фильмы о счастливой жизни. Вероятно, это было вызвано тем, что люди изголодались по повседневности. Простой повседневности, без этого грохота и запаха едкой гари. Но одно явление всё же привлекало моё внимание больше всех. Некая группа "Махаон". Я никак не объяснял происхождение их названия, да и никто похоже не мог этого объяснить. В состав "Махаона" входили четверо людей. Первый, солистка или же солист. Все никак не могли придти к общему решению какого пола было это создание, я больше склонялся к девочке, на это подталкивал тонкий мелодичный голос. Настоящего имени солистки никто не знал, все звали её Фламинго, а члены группы Мин. Ей было от силы лет тринадцать. Волосы короткие, бледно-розовые, еле доставали до плеч. Глаза пронзительно зелёные. Эти глаза заставляли меня вспомнить свою первую любовь. Она была лёгкая и хрупкая, словно бабочка и нашла меня, не поверите, в возрасте семи лет. У неё были ярко-зелёные, цвета свежей листвы, глаза и тёмно-каштановые длинные волосы, что отливали шёлковым блеском на солнце. Её смех был подобен колокольчикам и щекотал мне что-то внутри. Но моя первая любовь покинула меня так же неожиданно, как и появилась. Её погребло под плитами здания. Землятресения в нашем районе не часты, но сильны. Сейчас я даже не помню имени той девочки. Второй участник группы, гитарист, Диас Артам. Это был тридцати летний мужчина, с длинными платиновымы волосами и холодным взглядом голубых глаз. Он мало говорил, мало реагировал, был как-то ничтожно мало жив. Третий, кто принадлежал "Махаону" носил имя Шион Тантавр и играл на скрипке, говорили, что ему двадцать четыре. Его волосы были такой же длины, как у меня, ровно чуть ниже затылка, но в отличие от меня у этого парня волосы были рыжие. Глаза же были фиалковые, редкий цвет. Что-то в нём меня привлекало, возможно, именно эта его необычность. В отличие от остальных людей, я до сих пор не вижу ничего восхитительного ни в простой повседневности, ни в войнах. Я хочу красок. Хочу эмоций. Последняя и самая сильная моя эмоция тоже возвестилась внезапными чувствами, как не удивительно, но к парню. Он работал со мной на заводе, не особо примечательный, короткие русые волосы, карие глаза, только он всегда улыбался, как бы тяжко не было, он улыбался. Я не мог понять правильно ли, то что я чувствую что-то подобное к представителю своего пола, а спросить было не кого, так что, я принял это, как должное. Это была моя последняя яркая вспышка, затем я полностью померк. Возвращаясь к группе, последний участник был девушкой, девятнадцать лет, длинные иссиня-чёрные волосы, безразличные серые глаза, пианистка, Люсиа Швиц. Смотря на неё, как пальцы легко перебегали от белых к чёрным, я тоже вновь хотел коснуться своего излюбленного инструмента, я хотел играть. Но страх, что не покидал меня столько лет вновь брал верх, топя в ночных кошмарах, где девочка с зелёными глазами истошно кричала из под обломков, называя моё имя, а в такт ей вторила шипящая игра фортепиано. Сегодня вечером, что так резко проедал мои лёгкие, я зачем-то купил билет на концерт "Махаона" и теперь стою достаточно близко к сцене, оглядываясь на шумящих фанатов, что старались забыть весь тот ужас, что недавно кончился. Поправив немеющей рукой шарф, я убрал руки в карманы и стал ждать. Спустя минут десять, на сцену вышли исполнители. Никогда мне не понять прелесть концертов под открытым небом, толпа истошно завопила, я безразлично смотрел в сторону сцены. Фламинго в чёрном полушубке крикнула что-то о том готовы ли мы и начала петь. Протяжно, въедаясь словами под кожу. Люди качались в такт, тихо подпевая. А я стоял. Просто стоял и смотрел. Мне нравилась мелодия, то, как переплетались скрипка, гитара и пианино. А вместе с ними сплетался голос солистки, мягкий, будто масляный. Я не вдумывался о чём поют, какие-то слова о море, о полях. Мне было абсолютно всё равно, что она поёт. Мне нравилось звучание и я слушал. Будто бы находился где-то не здесь, воспринимая всё, как из под толщи воды, но слушал. Слушал, как пальцы Люсии скользят по клавишам, как Диас быстро задевает струны гитары, а те отдаются аккордами, как смычок скрипки скребёт туго натянутые струны. Неожиданно я почувствовал на себе пристальный взгляд. Поднимая глаза с листа клёна, что привлёк моё внимание, больше чем просиходящее на сцене, я встретился взглядом с Фламинго. Она еле заметно улыбнулась. И мне стало как-то не по себе. Она смотрела прямо на меня, пробираясь куда-то в душу. Это чувство было мне противно и я потряс головой, отгоняя глупые мысли. Отпев все четыре песни, в том числе и новую, "Махаон" окончил концерт. Я уже собирался покинуть площадку, направляясь в свою квартиру, что уютно расположилась неподалёку от стадиона, как меня окрикнули. Передо мной будто из-под земли вырос Диас, он был на голову меня выше, хоть я и не отличался маленьким ростом. Его ледяные глаза приковали меня к земле, а затем он сказал своим столь же холодным голосом:
-Мин хочет тебя видеть.
Я удивлённо моргнул. Видно она заметила, что я не отдаю должного внимания концерту. Медленно кивнув, я последовал за каменным гитаристом, его широкая спина заслонила мне весь обзор и я точно не понял, как мы пришли к гримёрке. Внутри удушливо пахло цветами, которыми добро осыпали группу фанаты. Фламинго сидела на высоком стуле, расчёсывая волосы, и болтала ногами. Когда я вошёл внутрь серые глаза Люсии в упор уставились на меня и без стыда начали прожигать дырки.
-Почему ты не слушал? — с интересом спросила Фламинго, откладывая расчёску на тумбу, и спрыгивая со стула. Так же, как и с Диасом наш рост разделяла примерно одна голова, только теперь в мою пользу. Девочка склонила голову на бок, от чего розовая чёлка частично закрыла глаза. Я задумался. Как она вообще могла заметить, что я не слушаю. Внизу стояло ещё много людей, так что среди них, принципиально, меня не так легко увидеть. Но когда тонкая ручка потормошила меня за пальто, я наконец ответил:
-Я слушал.
-Не заметно что-то было. — с неким ядом в голосе отозвалась Швиц, на что получила укоризненный взгляд от Фламинго. Я замялся, не зная, что сказать в своё оправдание. Всё было как-то странно, никогда бы не подумал, что их так волнует, слушают их или нет. Билеты-то продаются, прибыль идёт.
-Я слушал не песню, а звучание. Мне нравится, как вы звучите. Как сливаются в единый звук инструменты и голос. — несколько растерянно проговорил я и тут же ответом мне стала неловкая пауза. Шион, что всё это время подкручивал скрипку, одарил меня таким взглядом, будто я какой-то душевно больной человек, но тут же просветлел, широко улыбнувшись. Внутри меня что-то дрогнуло. Фламинго начала заливисто смеяться, Диас удивлённо вскинул брови, а Люсия, что недавно с таким недовольством сверлила меня своими волнами смерти, старалась подавить смешки. Я не мог понять, что происходит и чего такого смешного, в конце концов, я сказал.
-Ты странный. Не похож на наших простых фанатов. Ты не смотришь на нас, а слушаешь, как мы звучим. Не вдумываешься в слова, ты их не замечаешь. Ты просто слышишь. — в голосе Фламинго я различал какие-то ноты восторга смешанные с чистой радостью. Шион тряхнул своими рыжыми волосами и, подойдя ко мне, положил руку мне на плечо:
-Мне кажется, что ты сделал нам самый большой комплимент, как никто другой.
Я всё не мог понять, что я такого сказал. А Фламинго снова начала смеяться от чего Диас только устало вздохнул. Тантавр начал трепать мои волосы, говоря что-то о глупых фанатах, что слушают их лишь из-за того, что например им нравится его внешность или потому что Фламинго милая. Всё это время я часто моргал глазами, сбивчиво называл своё имя, когда его спросили и как-то неловко жал плечами, когда Шион вновь слишком близко со мной контактировал. Эти люди были странные. Они были цветные, будто бы война и всё, что было не задело их, будто бы они жили вне неё.
-Мин хочет тебя видеть.
Я удивлённо моргнул. Видно она заметила, что я не отдаю должного внимания концерту. Медленно кивнув, я последовал за каменным гитаристом, его широкая спина заслонила мне весь обзор и я точно не понял, как мы пришли к гримёрке. Внутри удушливо пахло цветами, которыми добро осыпали группу фанаты. Фламинго сидела на высоком стуле, расчёсывая волосы, и болтала ногами. Когда я вошёл внутрь серые глаза Люсии в упор уставились на меня и без стыда начали прожигать дырки.
-Почему ты не слушал? — с интересом спросила Фламинго, откладывая расчёску на тумбу, и спрыгивая со стула. Так же, как и с Диасом наш рост разделяла примерно одна голова, только теперь в мою пользу. Девочка склонила голову на бок, от чего розовая чёлка частично закрыла глаза. Я задумался. Как она вообще могла заметить, что я не слушаю. Внизу стояло ещё много людей, так что среди них, принципиально, меня не так легко увидеть. Но когда тонкая ручка потормошила меня за пальто, я наконец ответил:
-Я слушал.
-Не заметно что-то было. — с неким ядом в голосе отозвалась Швиц, на что получила укоризненный взгляд от Фламинго. Я замялся, не зная, что сказать в своё оправдание. Всё было как-то странно, никогда бы не подумал, что их так волнует, слушают их или нет. Билеты-то продаются, прибыль идёт.
-Я слушал не песню, а звучание. Мне нравится, как вы звучите. Как сливаются в единый звук инструменты и голос. — несколько растерянно проговорил я и тут же ответом мне стала неловкая пауза. Шион, что всё это время подкручивал скрипку, одарил меня таким взглядом, будто я какой-то душевно больной человек, но тут же просветлел, широко улыбнувшись. Внутри меня что-то дрогнуло. Фламинго начала заливисто смеяться, Диас удивлённо вскинул брови, а Люсия, что недавно с таким недовольством сверлила меня своими волнами смерти, старалась подавить смешки. Я не мог понять, что происходит и чего такого смешного, в конце концов, я сказал.
-Ты странный. Не похож на наших простых фанатов. Ты не смотришь на нас, а слушаешь, как мы звучим. Не вдумываешься в слова, ты их не замечаешь. Ты просто слышишь. — в голосе Фламинго я различал какие-то ноты восторга смешанные с чистой радостью. Шион тряхнул своими рыжыми волосами и, подойдя ко мне, положил руку мне на плечо:
-Мне кажется, что ты сделал нам самый большой комплимент, как никто другой.
Я всё не мог понять, что я такого сказал. А Фламинго снова начала смеяться от чего Диас только устало вздохнул. Тантавр начал трепать мои волосы, говоря что-то о глупых фанатах, что слушают их лишь из-за того, что например им нравится его внешность или потому что Фламинго милая. Всё это время я часто моргал глазами, сбивчиво называл своё имя, когда его спросили и как-то неловко жал плечами, когда Шион вновь слишком близко со мной контактировал. Эти люди были странные. Они были цветные, будто бы война и всё, что было не задело их, будто бы они жили вне неё.